Война в Украине

«Будем вариться в собственном котле»: как работают российские музеи, оказавшиеся в изоляции из-за войны

После вторжения России в Украину российская культура, как и многие другие сферы жизни, оказалась в изоляции. Спустя год войны сотрудники российских музеев рассказали Би-би-си, как в условиях отмены привозных выставок российские институции остались только со своими коллекциями и архивами, почему культурный обмен с Востоком не может заменить Запад, и почему после 24 февраля 2022 года так много представителей российской культурной сферы покинули страну.

Полномасштабное вторжение России в Украину и последовавшие за этим международные санкции ударили по российской культурной сфере почти сразу.

Зарубежные художники и кураторы стали отказываться от сотрудничества с российскими институциями и отзывать работы с уже готовых выставок. Из-за возникших сложностей в логистике за рубежом «застряли» произведения из российских коллекций, а российское Министерство культуры через неделю после начала войны запретило вывозить музейные экспонаты за границу.

Все это привело к волне отмен и переносов на неопределенный срок выставок и мероприятий, которые российские музеи планировали на 2022 год. Со схожей ситуацией музеи сталкивались в 2020-м, когда все запланированные события приходилось отменять из-за коронавируса.

Но пандемия «скорее научила всех солидарности — и российские институции, и международных участников», рассказывает Би-би-си попросившая об анонимности сотрудница Московского музея современного искусства (ММOМА). И добавляет: «А 24 февраля 2022 года мне стало очевидно, что все, кошмар».

Отмены выставок

Через неделю после начала войны в музеях Кремля должна была открыться выставка «Дуэль. От Божьего суда до благородного преступления» — о европейских рыцарских поединках. Основу выставки составляли экспонаты из крупнейших европейских музеев: предметами из своих коллекций с музеями Кремля поделились французский Лувр, испанский Прадо, австрийский Музей истории искусств, королевская коллекция Великобритании и другие.

Но после 24 февраля они отозвали свои экспонаты с уже готовой выставки, и организаторам 1 марта пришлось сообщить о ее отмене. В итоге музеям Кремля пришлось экстренно искать замену европейским экспонатам в коллекциях российских музеев, и в середине мая выставка открылась в усеченном виде.

Культурные мероприятия, сорванные из-за вторжения России в Украину, можно перечислять долго. Большая персональная выставка итальянского художника Микеланджело Пистолетто, одного из самых известных представителей arte povera («бедное искусство»), три года подряд входила в списки самых ожидаемых выставок года, но так и не открылась. Она должна была пройти в ММОМА еще в 2020 году, но из-за ковида переносилась на неопределенный срок, а удастся ли ее провести теперь — неизвестно.

Из других громких отмен — выставка французского художника Кристиана Болтански в петербургском «Манеже». Она должна была стать первой персональной выставкой Болтански в России, и на момент объявления об отмене — 1 марта 2022 года — была уже полностью смонтирована. К тому же этот проект оказался последним, над которым художник работал лично — он умер летом 2021 года. Решение об отмене приняли его наследники. По их мнению, Болтански «никогда бы не согласился представить выставку в таком контексте. Этот конфликт, имеющий отношение к его личной истории, сильно повлиял бы на него» (дед художника родом из Одессы — Би-би-си), говорилось в сообщении «Манежа», которое уже удалено с сайта выставочного зала.

Если в российских музеях на 2022 год еще анонсировались какие-то международные мероприятия, то в афише на 2023 год их уже нет. Среди главных выставок года — «После импрессионизма» в Пушкинском музее (там будут в том числе картины французских художников — из коллекций российских музеев), «Русский авангард. Искусство для нового мира» в Эрмитаже, выставка о русском балете в петербургском «Манеже», а также сразу несколько проектов о советском прошлом — «Дом культуры СССР» в московском «Манеже» и «Дом моделей. Индустрия образов» о советской моде в Музее Москвы.

«Репутационные риски»

Первую неделю после начала вторжения в Украину команда ММОМА, как и многие, «находилась в сложном психологическом состоянии», вспоминает сотрудница музея в разговоре с Би-би-си: у одной из ее коллег, девушки из Украины, в Киеве находилась сестра, другой сотрудник переживал, что всех мужчин «сейчас будут забирать на войну».

«Часть художников впала в апатию и часть художников начали резко делать высказывания относительно того, что они прекращают любое сотрудничество с государственными институциями. На таком эмоциональном порыве, еще не отрефлексированном», — рассказывает она.

Действительно, после 24 февраля о прекращении сотрудничества с российскими государственными институциями заявили и некоторые российские художники. Современный художник из Чечни Аслан Гойсум в знак протеста против действий российских властей в Украине отказался от авторства своих работ, которые находятся в коллекциях Эрмитажа, Третьяковки и ГЦСИ. Олег Елисеев из арт-группы «ЕлиКука» заявил, что хочет забрать свои работы из ММОМА, Третьяковки и Мультимедиа-арт музея.

Художник Арсений Жиляев объявил, что разрывает отношения с компанией Smart Art, которая занимается организацией выставок. «Мы не согласны с коллегами, что всё, что мы все делали в искусстве, стало украшением для бомб», — написал он.

«Потом мы стали получать письма от зарубежных коллег о том, что они приостанавливают взаимодействие с Россией, — продолжает сотрудница ММОМА. — У нас до последнего держались коллеги из Швеции. До последнего — это я имею в виду до середины марта 2022 года. Мы с ними держали коммуникацию, потому что куратор тогда как раз находилась в России. Мы просто честно друг с другом поговорили, и она сказала, что участвовать в проекте нет возможности и финансово, и их коллеги уже не поймут, если продолжится какое-то взаимодействие».

ММОМА — один из организаторов московской международной биеннале молодого искусства, которая должна была пройти в 2022 году. Из-за войны ее отложили на 2023 год, но новые даты пока не объявлены.

«Куратор из Франции, которой мы предложили участвовать [в биеннале], отказалась в июле 2022-го. Она долго держалась, говорила, что все понимает и что нужно поддерживать тех участников, кто находится под постоянным прессингом в России, и поэтому не отказывалась», — рассказывает собеседница Би-би-си.

«Надежды у нас какие-то были, но довольно сомнительные, и поэтому никто особо не был удивлен, когда она все-таки приняла решение отказаться, — продолжает она. — Куратор объяснила свой отказ тем, что это повлияет на ее репутацию в будущем. Это же в любом случае будет в ее резюме».

«Да, [сотрудничество с российскими институциями] это теперь репутационные риски для всех. Никто из тех, кого знаю я, с жесткой критикой институций в России, государственных и частных, не выступал. Скорее именно беспокоились о своей репутации», — резюмирует сотрудница ММОМА.

Только российский контент

Красноярская «Площадь мира» — крупнейший музейный центр современного искусства в Сибири. Он открылся в 1987 году как филиал московского музея Ленина и стал последним таким музеем в истории СССР. В музей современного искусства «Площадь мира» превратилась в 1993 году, и с тех пор всегда плотно сотрудничала с зарубежными странами.

«Наверное с начала 2000-х до 2010-х — был золотой период, когда у музея была огромная плотность международного сотрудничества. Он приглашали участников европейских биеннале участвовать в нашей красноярской биеннале. Голландия, Словения, в последние годы — Германия», — рассказывает сотрудник, аффилированный с музейным центром, попросивший об аниномности.

В последнее время музей много сотрудничал с немецким Гете-Институтом — в партнерстве с ним была сделана 14-я Красноярская музейная биеннале 2021 года. Гете-Институт выделил часть денег и на предыдущую биеннале в 2019 году, а в 2017-м это мероприятие прошло в партнерстве с австрийским посольством.

Сейчас «Площадь мира» продолжает поддерживать связь с Гете-Институтом, но совместных проектов на ближайшее будущее у них не запланировано: команда музея не предлагает никакого сотрудничества, понимая изменившиеся реалии, и немцы тоже не проявляют инициативу, хотя раньше предлагали много проектов. В Гете-Институте с Би-би-си общаться отказались.

«В музее будет биеннале и в этом году. Обычно мы всегда закладывали в это международные приезды, — говорит собеседник Би-би-си. — Но раньше музей сотрудничали с посольствами и культурными центрами, НКО и НПО. Так как сейчас никто не хочет сотрудничать с Россией, у нас это нереально сделать. Мы сейчас ориентируемся на русских художников, на тех, кто остался здесь. И вся биеннале будет, мне кажется, только с российским контентом».

В условиях, когда международное сотрудничество фактически свелось к нулю, российским музеям придется переформатировать деятельность и больше ресурсов направлять на работу со своими коллекциями и архивами, искать внутри них новые смыслы и возможности. И у такого рода работы есть положительный потенциал, рассуждает сотрудница ММОМА.

«Но в любом случае это огромный регресс, — говорит она. — Эти годы проседания в присутствии и международном обмене ничем хорошим не закончатся. Просто такой постепенный откат к средневековью».

Прекращение научного сотрудничества

Древнерусское искусство и русская иконопись в частности — довольно изолированная сфера. В России сосредоточено больше икон, чем в любой другой стране мира.

И международные контакты в этой сфере играли не самую первостепенную роль. «Но тем не менее мы их лишаемся, что очень обидно», — говорит бывший ученый секретарь московского музея Андрея Рублева Наталья Комашко. Ситуацию, в которой оказались иконописные музеи, она оценивает как тяжелую.

Война, по ее словам, сильно повлияла на контакты между российскими музеями и научными организациями, которые работают с изучением иконописи как явления. «Потому что существует прямой запрет стран Евросоюза на сотрудничество с российскими институциями, в том числе и в научной работе», — объясняет она.

Через несколько дней после начала войны Европейская комиссия приостановила выплаты российским институциям, которые участвовали в финансируемых Евросоюзом исследовательских проектах. А спустя месяц, в начале апреля 2022 года — объявила о решении расторгнуть действующие договоры с российскими организациями.

Комашко несколько лет участвовала в Ricontrans — это финансируемый Евросоюзом проект, который ведет Греция. Он занимается выявлением русских икон, попавших на Балканы.

Сначала Комашко входила в этот проект от музея Рублева. Но вскоре после начала вторжения России в Украину и последующего за ним решения Еврокомиссии, греческий Институт средиземноморских исследований, который ведет проект, прислал Музею Рублева уведомление о прекращении сотрудничества, рассказывает Комашко.

Ей самой удалось сохранить участие в проекте благодаря тому, что она живет в Евросоюзе (после начала войны она переехала в Болгарию), и в списке участников она теперь фигурирует не как сотрудница музея Рублева, а как историк искусства из Болгарии.

В итоге из пятерых участников из России в составе проекта остались только двое — те, кто на данный момент проживает в ЕС. «Это живой пример того, как прерываются научные связи. Конечно, они продолжают существовать на личном уровне, все исследователи в нашей сфере знают друг друга, и какие-то контакты идут, но на официальном уровне их уже нет», — говорит Комашко.

При этом она подчеркивает, что русскую икону не пытаются «отменить» как явление культуры: «Как видите, Евросоюз продолжает поддерживать грант по изучению русской иконы. Просто изменились правила участия в нем».

Выставки с Беларусью

Музей Рублева не планировал никаких крупных международных проектов еще со времен пандемии, а война сделала их и вовсе невозможными. Сократился и поток иностранных туристов в музеи. «Мы еще по старой памяти делаем на выставках английские подписи к экспонатам — но это уже чисто инерционно и в надежде на лучшее будущее», — рассказывает Комашко.

У музея были плодотворные международные контакты, особенно со странами восточно-христианской культурной традиции, в том числе и не входящими в Евросоюз, например, с Сербией и Македонией. Но война сделала невозможными и их, в первую очередь, из-за логистики: «Во-первых, как туда иконы везти? С приземлением в Стамбуле? Никто не будет сейчас этого делать. Это дорого и небезопасно».

Единственная возможность международного сотрудничества, которая осталась, продолжает Комашко, это совместные выставки с Беларусью.

«Но этого очень мало, потому что без Украины это обрезано с точки зрения науки. Украина и Беларусь — это, в общем-то, единая художественная культура, скажем, для XVI-XVII века и чуть ранее. И так выкраивать одну Беларусь и делать спекуляции по поводу контактов русской и белорусской иконы — не совсем корректно», — объясняет она.

Последнюю выставку в Киеве музей Рублева открыл в 2013 году. Она называлась «Шедевры древнерусского искусства XV-XVII веков» и проходила в Софийском соборе. Выставка должна была продлиться до марта 2014 года, но в конце февраля музей Рублева объявил о досрочном закрытии выставки и вывез все иконы.

Российские власти сейчас пытаются переориентировать экономику на восток. Аналогичные планы озвучиваются и в культурной сфере. «Мы достаточно активно работаем сейчас и в азиатском направлении, и с Ближним Востоком, с Израилем, со странами БРИКС и ШОС», — говорил в начале февраля этого года спецпредставитель президента России по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой.

Но работники музеев смотрят на такие перспективы скептически.

«Вовсе не значит, что тем странам, с которыми контакты не прерваны, нужно наше искусство. И если там будет что-то придумываться, то это будет спущено сверху. Это будет нечто мертворожденное, — говорит Комашко. — Мало ли что декларируется, есть суровая жизненная реальность, и кому там нужны наши иконные проекты, если в исламских странах культура такая, что изображение божества невозможно и иконам поклоняться нельзя. Кому там нужна икона-то?»

«Если говорить по-простому, то у нас тупо нет денег для того, чтобы привезти кого-то из Азии. И пять лет назад кого-то из Азии было сложно привезти, потому что если сравнивать гонорары художника из Азии и европейского художника, то это вообще разные деньги, — говорит собеседник, аффилированный с «Площадью мира». — Азиатский рынок сильно больше, там бум и чудо. И азиатские художники сейчас стоят совершенно неподъемных денег».

«Выставки в российских музеях — такая работа у нас всегда проводилась. В прошлом году было несколько таких выставок, в этом году скоро откроется большая выставка в Новосибирске. Но большая международная работа — всё. Будем вариться в собственном котле», — резюмирует Комашко.

Самоцензура и страх стать «иноагентом»

Разрыв связей с Западом нанес сильный удар по российским культурным институциям, но не менее сильный удар по ним нанесли новые репрессивные законы, которые российские власти приняли уже после начала войны. Это, прежде всего, закон о «фейках» о российской армии, ужесточение законов об «ЛГБТ-пропаганде» и «иностранных агентах».

Размытые формулировки последнего сделали фактически невозможным для российских государственных музеев взаимодействие с западными институциями — теперь статус «иностранного агента» можно получить не только за иностранное финансирование, но и просто за «иностранную поддержку» и «иностранное влияние», которые можно понимать широко.

Краснодарский центр современного искусства «Типография», одна из самых успешных культурных институций юга России, был включен российским Минюстом в реестр НКО-иностранных агентов в начале мая 2022 года, и уже через девять дней объявил о закрытии. «Мы больше не можем рассматривать это пространство как безопасное. Мы приняли решение его закрыть, и это самое непростое решение, которое мы когда-либо принимали», — писали его руководители.

Из-за ужесточения законодательства об «иностранных агентах» ММОМА прекратил взаимодействие с немецким Гете-Институтом и швейцарским Pro Helvetia Moscow, который, по словам собеседницы Би-би-си, поддерживал многих российских художников, работающих со сложными видами искусства (например, science art). «Это взаимодействие прекращено в том числе потому, что российский государственный музей не имеет права получать никакого финансирования от зарубежных компаний», — говорит она.

Сейчас на сайте Pro Helvetia Moscow висит заявление, что с началом войны в Украине фонд принял решение приостановить поддержку любой общественной деятельности в России. Тем не менее швейцарский совет по культуре продолжает оставаться в России, «тестируя возможности культурного обмена в текущих условиях».

Внутри самих музеев новые законы о фейках и запрете «ЛГБТ-пропаганды» привели к усилению самоцензуры.

«Все так или иначе вынуждены задаваться вопросом: а вот это мы можем показать? А вот здесь какая будет реакция? — говорит сотрудница ММОМА. — Но все уже так или иначе подключили самоцензуру: осторожно подбирают слова к пресс-релизам, в текстах к выставкам. Какой-то эзопов язык пока еще на стадии формирования, но какие-то открытые высказывания делать уже невозможно».

Главная причина этого, по ее словам, — «ты рискуешь потерять институцию и все то, что вы развивали. И иногда тебе приходится отказаться от того или иного произведения в проекте выставки для того, чтобы сохранить возможность работать в этом поле. Это все делается, в первую очередь, для того, чтобы сохранить возможность показывать людям важные в мировом контексте проекты и произведения, а не только украшательства и соцреализм».

За последний год усилилась и цензура со стороны государства, замечает собеседница Би-би-си. После того как весной прошлого года российский суд признал экстремистской организацией компанию Meta, владеющую Facebook и Instagram, российские музеи обязали уйти из этих социальных сетей, и «уровень видимости сферы культуры сократился до гребаного «ВКонтакте».

Потом, с осени прошлого года, московские музеи также обязали согласовывать с властями запланированные посты — в городском департаменте культуры даже появился специальный отдел, где просматривают публикации, которые собирается разместить во «ВКонтакте» та или иная московская институция, продолжает собеседница Би-би-си.

Московским музеям всегда приходилось согласовывать выставочные проекты с департаментом культуры, но с 2022 года, по мнению сотрудницы ММОМА, департамент стал более пристально вчитываться в тексты и состав экспозиции. Как следствие — отмена проектов. Один из проектов музея, говорит она, в прошлом году был отменен именно на этапе согласования — тема выставки показалась департаменту «драматичной и трагичной» и он дал понять, что сейчас такой проект показывать нежелательно.

Война и усиление внутренних репрессий привели к смене курса культурной политики.

«Мое ощущение, что сейчас будет все больше обращений официальной культуры к соцреализму разных периодов, к ретротопии, — говорит собеседница Би-би-си, приводя в качестве примера выставки о советском прошлом. — Ничего нового эта власть не произвела, и поэтому пытается находить какие-то идеи в прошлом».

Уехавшие и оставшиеся

После начала войны произошел «грандиозный отток» людей из российской сферы культуры, рассказывают собеседники Би-би-си.

Издание «Артгид» в начале февраля этого года опубликовало результаты своего исследования об изменениях в российской культурной сфере после начала вторжения России в Украину. В его рамках издание проводило опрос среди сотрудников российских культурных институций и проектов в разных регионах России. Почти половина опрошенных (47%) заявили о «значительном» или «колоссальном» оттоке кадров.

«Потому что музеи — это всегда некая декларация своей позиции. Как, извините, засунув язык в задницу, можно работать в музее? Это совершенно невозможно», — говорит Наталья Комашко.

По словам Комашко, в случае Музея Рублева речь идет об отъезде около 10% сотрудников. В числовом выражении это не так ощутимо, но уехавшие, по ее словам, — это люди, которые много лет проработали в музее (сама Комашко работала там с 1984 года) и «гарантировали определенное качество работы», их место заняли люди с меньшим опытом. Это привело к некоторому снижению уровня проектов музея и уровня их подготовленности, считает Комашко.

Собеседница Би-би-си из ММОМА опасается, что места уехавших будут занимать не просто люди с меньшим опытом, а обычные функционеры. «Потому что система освобождения мест будет использоваться официальной культурой по принципу «свято место пусто не бывает». Место художника, куратора, директора будут занимать функционеры. И начинать делать проекты в рамках той официальной политики, которую мы видим», — говорит она.

Говоря об уехавших сотрудниках ММОМА, она называет примерно те же цифры, что и Комашко: «Это именно культурные работники, с прекрасными идеями для развития сферы. А в целом на основе своей культурной среды могу сказать, что 40% завершили проекты или нет, но покинули страну».

Зарубежные фонды, которые раньше работали с российскими институциями, сейчас продолжают поддерживать российских художников, не связанных с государством, но поддержка теперь направлена в первую очередь на то, чтобы помочь им уехать из России — им выдают гранты, помогают с оформлением виз и выездом в зарубежные резиденции. Помогают найти работу за рубежом уехавшим из России музейным кураторам и научным сотрудникам, с которыми до войны были налажены контакты и долгосрочное сотрудничество.

«Те, кто остался, естественно, поддерживают идею следующую: зачем? Скорее для того, чтобы не дать этому мраку, который происходит здесь, разрастаться», — говорит сотрудница ММОМА.

Чтобы продолжать получать новости Би-би-си, подпишитесь на наши каналы:

Подпишитесь на нашу рассылку «Контекст»: она поможет вам разобраться в событиях.

Источник

Кнопка «Наверх»